

Дрожащею рукой отодвинула седую прядку, всматриваясь в прохожего. Даже со стульчика привстала. Иссечённых глубокими морщинами впалых щёк давно не касался румянец. И только глаза заголубели и очистились от застаревшей наволоки.
Но Володя опять не пришёл. И она успокаивает себя, ищет ему оправдание. Занят на работе, начальник отдела, надо за всем следить. А может в командировке? А не забыл ли? Не дай бог. Кто же ему с такой заботой компресс приладит? Чайку с мёдом и малиновым вареньем поднесёт?
Жухлое бескровное лицо, сумеречные впалости глаз и беззубого рта вытрет она стареньким, видавшим виды платком. Но одинокая слеза всё равно застынет на уголке глаза. Три не три, всё равно появится, как пересыхающий родничок в жаркое лето. И эти очертания проступившего праха указывают на то, как близка она к своему краю. Как состарилась она здесь. В доме для престарелых!
Агафья Романовна вспоминала, как в стареньком ситцевом фартуке, в платочке с горошком тревожно и с любовью провожала своего Володю в город и долго смотрела ему вслед, осеняя крестом его путь и благословляя в дорогу. А он уходил и даже не обернулся. Она, бессильная высказать боль свою и смятение, беззвучно заплакала, смяв ветхие морщинистые губы. Она почувствовала, как опахнуло её изнутри каким-то тоскливым сквозняком.
Агафье Романовне скоро 80 лет. Но не соберутся дети, внуки, родные и близкие, чтобы сказать ей тёплые слова, что мама самая что ни на есть уважаемая и родная. И не поцелуют нежно в белёсые волосы. Что мамы рано седеют и стареют, виноват не только возраст. А она готовилась к этому дню. Припасла конфеток, пряников и даже небольшую пачку чая. А как же! Сесть вместе и чайку испить ароматного. Конфеты и пряники несколько дней уже собирает. Сама не ест за обедом. Прячет в дальний уголок своей тумбочки. Бережёт. А может, всё же приедет. В любой день у мамы всегда припасено вкусненькое для сыночка. Сама как-нибудь обойдётся, главное Володю побаловать.
Агафья Романовна опять украдкой прослезилась какой-то остатней слезой, не одолевшей морщинок. Благо соседки по комнате нет. Ушла на процедуры.
А бывало соберёт всех родных в своём уютном деревенском домике, обогреет, накормит, а сама, как будто лишняя, сядет в уголочек и неслышно наблюдает за шумной компанией. Она, родная, выкормила собой, вымолила для сыночка лучшую долю, чтобы он закрыл хрупкий мир на планете и её защитил и доглядел.
Да вот только дети не всегда оправдывают наши надежды. А ещё вспомнила Агафья Романовна, как своею молитвой охраняла она сон родного дитя, чтобы завтра проснулся он, открыл глаза и опять увидел солнце, ласку и почувствовал материнское тепло. Она радовалась, глядя как растёт её сыночек здоровый и сильный. Она плакала от умиления, и из глаз её, усталых и воспалённых, но сияющих и лучистых, действительно лилось счастье. Её материнская сила в доброте. Она не читала нотаций, в прямом смысле этого слова, она просто любила. А материнская любовь хранит и бережёт, защищает и не даёт сбиться с истинного пути.
Агафья Романовна опять смахнула платочком слезу. Но свои главные слёзы, никем не виданные и не слышанные, она выплакала, когда сын забрал её из родного жилища, чтобы определить в этот казённый дом.
А мама всё равно любит, хочет ему добра и всю жизнь неизменно жалеет, радуется успехам, а в ошибках винит только себя. Не подсказала, недоучила, недодала, не помогла и ещё с десяток не…
Порывая липучие тенёта родной хаты, превозмогая хватавшую за больные ноги жалость к родному гнездовью, покидала она то, что всю жизнь её окружало, спасало, утешало, радовало, хранило. Она твёрдо знала, что никогда больше сюда не вернётся и не увидит родные места. И только какая-то мимолётная тонюсенькая мыслишка промелькнула в её голове: неужели, в самом деле, не нашлось для неё уголочка у сына в трёхкомнатной квартире, где живут они втроём.
«Если бы ноги не отказали…» Она посмотрела на свои иссохшие, сквозившие синевой ноги. И некому было утешить — эту одинокую старушку.
А ночью разломленная непреходящей болью в пояснице и суставах, захваченная тяжёлыми мыслями, будет она тихо (и не дай бог, услышат) в подушку постанывать на старенькой казённой кровати, кострецами приноравливаясь к грубому ложу, которое уже ничем не умягчить.
Интересная деталь. На Кавказе не было и нет домов престарелых, так как пожилые люди всегда окружены заботой и вниманием. Их уважают, к их мнению прислушиваются. На всех торжествах во главе стола всегда старейший рода. Поучительное отношение для многих.
День проходил. Но никто к ней сегодня так и не пришёл. Прохожие торопились по своим делам. Шумной ватажкой прошмыгнули школьники, о чём-то споря и беззаботно хихикая. Нарядные, красивые, молодые, жизнерадостные.
Агафья Романовна вспомнила своих внуков. Такие же были весёлые, игривые. Все каникулы проводили у неё в деревне. Любили бабушку, делились секретами, помогали в огороде. А она нарадоваться на них не могла. «Я ещё и правнуков понянчу». Но шли годы. Внуки реже стали бывать у неё. «Взрослеют, другие интересы», — объяснял сын. А она ждала. На выходные, на праздники, на каникулы. Жили-то недалеко. Полтора часа на машине. И всегда находила удивительно аргументированные и твёрдые оправдания, когда её дом никто не навещал.
Она так и не смогла понять, когда её любимая, родная, единственная кровинушка стала отдаляться от неё. Вначале незаметно, а потом всё дальше и дальше, особенно когда женился. Она делала всё для него, жила им, дышала им. Когда в раннем детстве случилась беда и ему потребовалась пересадка печени, она отдала часть своей, не думая о том, что сама была ещё очень слаба и могла умереть во время операции.
Агафья Романовна будет перемогать растревоженную боль, вздыхая упавшей грудью, и молить бога прибрать её поскорее. Горестный вздох старого, забытого человека, даже во сне томящегося одной неусыпной думой.
Мы уже прощены нашими мамами с самого рождения. Не рановато ли для некоторых. За грехи свои ответить придётся всё равно. И когда в семью стучится беда, не спрашивай: «За что?», говори: «Поделом за грехи мои».
Не задумываемся мы о том, какими материальными и духовными ресурсами, доставшимися от родителей, мы пользуемся. Стал известным музыкантом, но забыл, что музыкальную школу оплачивали родители. Живёшь в квартире, а подарили её родители. Стал большим человеком, а вуз оплачивали родители. Задумал жениться, а расходы свадебные опять лежат на родителях. Ну и так далее.
Агафья Романовна ещё некоторое время сидела у окна в томительном и зряшном ожидании. Она знала, что никого сегодня не будет, впрочем как и завтра. Но боялась признаться в этом даже самой себе, чтобы не спугнуть призрачную надежду! А вдруг ошибается и плохо подумала о Володе. Нет. Он занят. Завтра, ну или послезавтра, обязательно навестит. Ей даже сон приснился хороший. И они попьют чайку с карамельками. Это им к вечернему чаю дают, а она их оставляет, чтобы Володю угостить. А ей зачем переедать на ночь? А может, он и тортик прихватит. Она уже и вкус-то его забыла. Вот пир будет!
Старушка скорбно прослезилась от своих мыслей, всё так же глядя в окно.
А люди бежали и бежали по своим делам, не обращая внимания на этот дом. Стоит он отдельно от других: не броский, без архитектурных излишеств, окружённый цветными клумбами и огороженный металлической изгородью. Словно и нет его, а просто мираж и больше ничего. Нет, он не мираж, а укор. Укор всем нам. Всем без исключения, что в ХХI веке существуют эти горестные дома рядом с искусственным интеллектом, прорывными технологиями, высоким уровнем образовательной системы. Дома нашему равнодушию, жестокости, эгоизму, бессердечности и далее по списку.
Никто, никогда, даже самые добрые и благородные сёстры милосердия не заменят заботы близкого человека в родных стенах. И это всё на глазах детей, которые видят отношение своих родителей к старшему поколению. А значит, будущую судьбу этих самых родителей с большой долей вероятности можно предсказать уже сейчас. Дорогу к этому дому они себе проторили заранее.
К Агафье Романовне заглянула нянечка и позвала к ужину.
— Кричу, кричу, а вы не отзываетесь, — улыбнулась она, — не иначе вздремнула, подумала.
Старушка виновато улыбнулась.
— Да вот задумалась, загляделась в окно… Прости, милая. — И тенью побрела в мягких тапочках на кухню, оставив за собой тягостную тишину.
А две карамельки и пряник она опять есть не станет. Спрячет в дальний угол своей тумбочки. Зачем переедать на ночь. «Володя приедет, а угостить будет нечем».
А он приедет, она знает. Ведь в субботу день её рождения, и тортик привезёт. Вот пир-то будет!
Навестите родителей. Ну, или хотя бы позвоните. Они ждут. Они очень ждут!
Анатолий Сиваев, член Союза журналистов РФ












