Как жил мой батя. Корочанец поделился воспоминаниями своего отца – участника Финской войны

Приходится туго

В начале 1937 года я, Колесников Михаил Самуилович (1906 года рождения), пришёл к такому заключению: в колхозе «Друг крестьянина», бывшая Коммуна, работать стало просто невозможно. Трудодни оплачивались очень скудно. На один трудодень по осени выдали по 50 граммов проса, по 100 граммов ржи и пшеницы, по 50 копеек. От голодной жизни спасались только тем, что на семью приходилось полгектара земли. На ней сажали картошку, бурак, морковь, капусту, помидоры и огурцы, лук и чеснок. Несколько соток земли засевали рожью или пшеницей. Иногда сеяли и коноплю, для того чтобы получать конопляные нитки и их использовать, чтобы ткать полотно. Но и с такого огорода надо было заплатить государству налог — 1 200 рублей, 40 кг мяса, 220 яиц, 200 л молока, 100 кг картошки.

Решился учиться на шофёра

— Ольга, — обратился я к жене, — думаю, надо уходить мне из колхоза и учиться на шофёра. Всё‑таки буду зарабатывать на автомашине живые деньги. Купим корову, да и ребят нужно одевать. Ваня уже в школу ходит, Вале 5 лет и Жоре годик. На колхозные подачки мы не проживём! Что ты скажешь о моём решении? Прав я или нет?

— Миша, как ты решишь, так и поступай. Конечно, деньги нужны! Купить корову, овец и коз. Ребят надо одевать. Да и ты уже пообносился, не говоря обо мне. Иди на свои курсы и будешь работать в МТС, — согласилась Ольга.

Шёл уже 1937-й, довольно трудный год. Осень была в самом начале, а еды в доме было только то, что собрали с огородов. Колхоз совсем захирел. Начался падёж скота, и нашего председателя вызывали в район на разборку. Грозились посадить в тюрьму за саботаж со скотом. Как‑то он отговорился.

В это время я и завёл разговор со своей женой. Чтобы на шофёра учиться, надо было ехать в городок Ржаву под Курском.

Я пошёл к директору МТС. Секретарша спросила:

— Зачем, мужик, к директору?

— Хочу по объявлению в газете попроситься на курсы шофёров.

— Ну что ж, заходи, — разрешила она.

Я вошёл. Поздоровался и обратился к директору МТС:

— В районной газете «Колхозная жизнь» было объявление о наборе желающих поступить на курсы шофёров, но приглашали грамотных колхозников. Я пришёл вас просить дать мне направление на эти курсы.

— Какое у тебя образование? — спросил директор.

— Я закончил шесть классов средней школы и считаю себя грамотным, я выучусь на шофёра, — проговорил я решительно.

— Ну что, желание твоё законное, пройди к секретарше и получи направление.

Я вернулся в деревню. Встретила меня жена. 

— Ну, какие твои дела с курсами? — спросила она.

— Директор хорошо принял. Теперь я буду ждать приглашение на курсы из г. Ржавы, а пока буду работать в кузнице в колхозе.

В конце сентября пришёл положительный ответ. Меня приглашали приехать на курсы и сообщали, что будут платить стипендию, а также обеспечат трёхразовое питание. По телефону в Фощеватое прислали телефонограмму с приглашением явиться в МТС с вещами для поступления в Ржаву на курсы шофёров.

Курсант

Я показал Ольге приглашение приехать учиться на курсы:

— Ну вот, Ольга, еду в Ржаву учиться, приготовь мне котомку с едой.

Ранним октябрьским утром жена напекла коржиков, сварила три десятка яиц, положила в котомку буханку хлеба и кило сала. После завтрака я пешком добрался до Корочанской МТС, что перед Бехтеевкой. В конторе собралось уже около десятка мужиков, тоже имевших направления на курсы. Они переговаривались между собою о том, как будет проходить учёба, какое будет питание и сколько месяцев надо проучиться. Наконец из конторы вышел директор.

«Товарищи курсанты, — обратился он к нам, — вот вам от МТС сопровождающий до Белгорода и до Ржавы. Учиться вы будете три месяца и по окончании учёбы возвращаетесь в МТС на работу. Предупреждаю: если вы не явитесь в МТС после завершения курсов шофёров, на вас будет заведено уголовное дело».

Шёл 1937-й, шальной год. Директор выделил нам открытую полуторку для поездки в г. Белгород до железнодорожной станции. До Белгорода проехали в этой открытой полуторке. В кузове около 30 пассажиров, многих других подобрали в Короче у рынка. В Белгороде на вокзале сопровождающий купил билеты на рабочий поезд Белгород — Курск. До города Ржавы добирались на поезде всю ночь и приехали утром следующего дня.

В Ржаве сопровождающий разместил нас в общежитии в центре города, прикрепил к столовой. На другой день нам выдали по 30 рублей стипендии. В школе, недалеко от общежития, с первого же дня начались теоретические занятия по моторам и дорожным правилам, по 6–8 часов в день. Через неделю мы уже учились ездить на полуторке с инструктором.

По вечерам я дополнительно изучал материальную часть автомобилей. Другие ребята надо мной издевались:

«Ты, Мишка, в отличники выходишь. Наверное, директором хочешь стать!»

Я от них отмахивался. К концу курсов сдал все экзамены на отлично и получил удостоверение шофёра.

Вовремя прибыл

К февралю 1938 года я вернулся домой. Отдохнул недельку и явился к директору МТС.

«Вовремя ты прибыл, Колесников. Сейчас надо освоиться с машиной, а весной для проведения посевной в колхозах будут работать тракторы и цепные механизмы, их необходимо снабжать топливом: соляркой для тракторов и бензином для автомашин. Садись за руль машины с цистерной, будешь делать по два-три рейса в день от базы с горючим в Новом Осколе и привозить горючку в МТС в ёмкости, — сказал директор, — сейчас можно заполнять спокойно ёмкости горючим, когда для этого будет подходящая погода. Помогай также трактористам и шофёрам ремонтировать их машины».

Вожу горючее

Мне выделили машину с цистерной, уже видавшую виды, но я её подремонтировал и начал возить горючее. Горючее возил только в те дни, когда зимой были погожие дни, а летом не шли дожди. Шоссе от Корочи до Нового Оскола было грунтовое. В дождливую погоду оно раскисало и по нему проехать было уже невозможно.

Всё лето я обычно ночевал и ужинал дома, а обедал в столовой в селе Великая Михайловка. Иногда удавалось за день сделать два рейса, так как от Корочи до Нового Оскола было более 70 км пути. Я набирал на станции горючее из цистерн и сливал его в МТС в большие ёмкости. Так я работал всё лето.

«Слушай, Ольга, зачем мне тратить деньги и время на обед в столовой? Пусть дети Ваня и Валя приносят мне обед на шлях, я их встречу и пообедаю, не заезжая домой. Это сократит время, и я могу делать три рейса в день», — попросил я однажды жену.

Но ребята приходили несколько раз на шлях, а меня не встречали, пришлось прекратить эту затею. Так я проработал 1938-й и половину 1939 года. Купили за это время корову, приодел своих детей, Ольгу. Жизнь начала налаживаться по‑хорошему. Правда, однажды опоздал на работу в МТС на 30 минут, и мне тут же присудили принудиловку. Вычитали полгода 25% из моей зарплаты.

Зимой поездки за горючим были редкие. Занимались в МТС только ремонтом техники, в такое время заработки были низкие, до 30 рублей в месяц. А при транспортировке горючего они доходили до 150 и более рублей. Сахар в эти годы стоил 1,05 рубля, шкалик водки — менее рубля. Так что это были большие деньги. Корову купили за 750 рублей.

Иду на войну с Финляндией

Осенью 1939 года вдруг объявили войну с Финляндией. Я получил повестку о мобилизации в Красную армию: явиться в военкомат к 10 часам 10 сентября.

Я приехал домой, показал Ольге повестку. Она заплакала.

«Мы все — я, Ольга, Ваня, Валя и Жора — собрались в комнате, и я просил её не расстраиваться. Так как меня направят в ремонтную бригаду как специалиста по технике. Я должен буду ремонтировать военную технику, разбитую в войне с финнами».

Я напутствовал ребят помогать маме по хозяйству и огороду. Переночевали. Утром Ольга собрала мне сумку продуктов с вещами. Семья проводила меня до шляха. Я чуть не всплакнул, но обнял свою жену и детей и поехал в МТС. Машину сдал под расписку мастеру.

В тот же день я явился в военкомат, где собралось около полусотни мобилизованных молодых мужиков. Командир скомандовал строиться. Вышел комиссар военкомата:

«Товарищи, мы вас призвали в Красную армию как специалистов-шофёров и будущих танкистов. Вы будете представлять на Финской войне Корочанский район. Не подведите наш военкомат. Служите исправно, пишите домой письма. Сейчас вас отвезут на сборный пункт в Белгород. Там вас обмундируют, вооружат и направят в части для несения службы. В армии вы будете служить до окончания войны! Затем возвращайтесь к месту своей работы. Вашу работу мы сохраним. Будьте спокойны», — заверил военком.

— Мы и постараемся вернуться домой, — нестройно ответили мы.

— Тогда по машинам! Рассаживайтесь по откинутым в виде скамеек бортам. И счастливого пути, — завершил военком.

На крытых машинах ЗИС-5 мы проехали вверх по Короче, повернули налево, миновали сёла Алексеевку, Шляхово, Игуменку и вскоре прибыли в Белгород.

На площади у вокзала нас встретил лейтенант. Нас пешим ходом повёл на сборный пункт на окраине Белгорода. Там собралось огромное количество призывников.

В группе ремонтников

Нас построили у машины. Появился командир с бумагами и с ним сержант:

«Сейчас я буду называть фамилии, названный выходит из строя и становится отдельно. Специалисты-слесари, а также танкисты и трактористы строятся отдельно. Это будет группа ремонтников машин и группа шофёров и трактористов», — уточнил он, рассматривая списки мобилизованных.

Вскоре я услышал свою фамилию. Встал в группу ремонтников. В ней было 25 человек. Нас одели в форму, выдали сухой паёк и сразу же повели на железнодорожную станцию. Разместили в вагон-теплушку с нарами в два этажа. Возле меня оказался дебелый мужик, и я спросил, откуда он.

«Из Шебекино. Зовут меня Олейников Яков», — откликнулся мужчина.

Так мы познакомились и потом длительное время служили вместе в ремонтной роте. Разложили свои котомки на нарах, можно было уже лечь и отдохнуть от дневной суматохи.

Через два дня прибыли на станцию за Ленинградом. Здесь была сформирована ремонтная рота, и меня с Олейниковым записали в штат слесарем и шофёром.

Мне выделили машину-летучку по ремонту техники. Нашу роту перебросили поближе к фронту. Будучи в 10–15 километрах от него, мы слышали громыхание орудийных выстрелов. Стояли в чистенькой деревушке, ремонтировали повреждённые военные машины, танки и танкетки. Часто привозили разбитые пушки, пулемёты и винтовки. Солдаты с передовой рассказывали нам, что финны дерутся очень зло, в плен наших не берут и сами не сдаются. Особенно донимали красноармейцев «кукушки» — финские снайперы на ёлках.

В боях мы не участвовали.

Так прослужил я до весны, когда война закончилась. Нашу роту направили в Ленинград, поместили в казармы, где мы прожили неделю или полторы. В конце апреля 1940 года нас построили на плацу и объявили о демобилизации. Выдали билеты до Белгорода и посадили уже в пассажирский поезд на маршрут, который проходил через Белгород.

Домой!

В Белгороде я вышел с вокзала на остановку автомобилей слева за углом дома, недалеко от моста через Северский Донец. Вскоре появилась полуторка со знакомым шофёром Коденцевым Виктором.

— Смотри‑ка, — удивился он, — Мишка Колесников вернулся с войны. Совсем домой? В МТС стоит много машин без шофёров, и тебе будет рад директор. Садись со мною в кабину и расскажи, как воевалось.

— Я особо не воевал, ремонтировал побитую финнами технику. Далеко находился от фронта. Но нашим было трудновато.

Но больше о войне я не распространялся. Такое было время.

Он рассказал, что его не взяли на войну из‑за болезни. Сказал, что его семья тоже в деревне: бедствует, спасают только деньги, которые он зарабатывает в МТС.

Вскоре приехали в г. Корочу. Возле рынка я зашёл в магазин и купил для ребят конфет и пряников, а для жены куртку, или сак, как у нас её называли.

От Корочи пешком добрался домой, в свой колхоз. Уже вечерело. Встретил на выгоне мою мать Мавру.

— Мишка, — ахнула она, — тебя уже отпустили с войны?

— Да, демобилизовали, мать, а ты как тут живёшь?

— Я живу с Дуськой. Даша где‑то с мужем работает, Антон учится на художника в Ельце. А я ездила в Борисоглебск к Серёже и прожила у него месяц. Но заскучала и вернулась снова к Дусе.

— Ладно, мать, я пошёл к своим.

Подошёл к хате и постучал в окно. На пороге меня встретили плачущая уже от радости жена Оля и три моих сына Ваня, Валя и Жора. Ваня уже ходил во второй класс Миндоловской начальной школы.

Сели обедать. Жена, как оказалось, купила с помощью своего отца Ивана Ивановича Кудрина новую корову. Лучшую, чем предыдущая, по надою молока и жирности. Она давала за один удой 10 литров молока при жирности 4,1 единицы. Теперь на столе не переводились сметана и масло к варёной картошке.

Профессор, доктор химических наук, заслуженный деятель науки РФ Иван Колесников.