Притяжение родного очага. Ровесник района Дмитрий Горбачёв поделился историей жизни

Дмитрий Романович Горбачёв отметил в этом году 90-летний юбилей. Корочанец встретился с корреспондентом «Ясного ключа», чтобы рассказать читателям о своём жизненном пути.

Почитай старших

Дед Дмитрия был мужиком основательным, держал крепкое хозяйство, любил порядок во всём и строго чтил традиции рода Горбачёвых. С малых лет усвоил их и Митя, ставший очередным наследником в семье старшего сына Романа.

«У деда были лошади, корова, другая живность, но особое пристрастие он испытывал к пчёлам. В рамочных ульях держал для разведения, а в основном пасека состояла из дупляков. Бывало, отбирает дед мёд, палец макнёшь и стоишь облизываешь — что с малых детей взять? Подойдёт, подзатыльник отвесит, даст ложку и наставляет: «Не лезь руками, приучайся к порядку». За столом тоже, ведь ели все из одной большой посуды, и не дай бог потянешься за едой вперёд старших — сразу получишь деревянной ложкой либо по лбу, либо по рукам. Так было заведено не только в нашей семье», — с улыбкой рассказал о науке деда Дмитрий Горбачёв. 

Остались в памяти Дмитрия Романовича сцены раскулачивания зажиточных крестьян. Забрали у Горбачёвых сначала двух лошадей, потом пасеку. Сильно горевал глава рода по нажитому мозолями, потом и неустанным трудом хозяйству.

«Не смог дед пережить этого. Отец по стопам деда пошёл — пчеловодом стал, работал на колхозной пасеке, которую организовали в усадьбе помещика Балабанова. Мне не было и пяти лет, когда он, по рассказам матери, заболел воспалением лёгких и умер. Так что матери пришлось нас троих воспитывать одной. Мы тогда были самостоятельные, бывало, надумаю и иду сам, несмышлёныш, из Голевки в Искру на пасеку, где работал отец. Босиком. Пчеловоды меня не обижали — покормят, мёдом угостят. Трудное было время для деревенских жителей, сильно давили налогами. Надо было сдать определённое количество молока, мяса, яиц, других продуктов. А та плата, что причиталась за них, переводилась в облигации, займы, и получалось, люди оставались ни с чем. А во время голода в 33-м приходилось сушить листву липы, толочь её и печь из неё что‑то вроде хлеба. Выживали кто как мог»,— продолжил рассказ мой собеседник.

Трудные сороковые

Особой вехой в жизни Дмитрия Горбачёва и его сверстников стала Великая Отечественная война и послевоенные годы. Во время оккупации было тяжело.

«Расселились мадьяры в каждом доме села. Перед их приходом мать со старшим братом выкопали в погребе ямку и спрятали там картошку, присыпав землёй, но мадьяры нашли её, и нам ничего не осталось. А когда наши попёрли фашистов, выгоняли нас на расчистку дороги от снега. Сколько было радости, когда село освободили русские солдаты. В лесу и в огородах появились наши орудия. Мать ругала нас, чтобы мы не трогали опасные предметы, а нам, подросткам, интересно было. Оружия везде валялось полно, из которого мы стреляли, гранаты взрывали. Не обходилось и без несчастных случаев», — поделился Дмитрий Романович.

Война уходила дальше на запад, детские развлечения заменял труд в поле. Вместо техники тягловой силой становились коровы, тяжёлая мужская работа ложилась на плечи женщин и подростков.

«О продолжении учёбы в школе мне пришлось забыть, не до этого было. Нас дед приучал всё делать на совесть, не лениться и не хитрить в работе. Я старался как мог. Односельчанин, звали его у нас Петрачок, предложил мне спаровать наших коров в одну упряжку. Как раз было время осенней пахоты. Я согласился. Дня два мы работали нормально, потом мой напарник придумал — утром побьёт свою корову палкой и делает вид, что она от него «убегла», а он её поймать не может. Все пашут, а мы бездельничаем. Я ему несколько раз говорил, что нельзя так делать, неудобно перед людьми, но он всё пропускал мимо ушей. Потом бригадир это дело раскусил. Всякие были люди», — посетовал Горбачёв.

Рабочие университеты

Послали от колхоза Дмитрия вместе с другими ребятами на курсы механизаторов. Два зимних месяца ежедневно ходили парни в Корочу изучать устройство тракторов, основы управления машинами. По окончании учёбы вместе с Василием Лукиновым из Поповки отправили Дмитрия в Нечаево, дали им трактора ХТЗ.

«В нашем колхозе тракторов свободных не было, и потому послали нас в другой колхоз. За сезон я заработал три центнера зерна. Очень был доволен. Но тракториста из меня не получилось. У нас на квартире стояла во время войны семья, которая потом переселилась в Белгород. Их сын, мой ровесник, приехав как‑то в гости, предложил мне учиться на шофёра. Закончил я курсы, сдал экзамены, но получилась загвоздка — не давали мне стажёрку, надо было заплатить 700 рублей, а без неё не принимали на работу. Кое‑как семьёй собрали деньги», — продолжил Дмитрий Романович.

Шофёрский стаж начался с полуторки, которую получил райисполком. Обеспечивал на ней топливом социальные учреждения, квартиры работников руководящих органов района. Дрова заготавливали в Проходенском лесничестве. Отсюда ушёл в армию.

— Получил повестку, в назначенное время пешком из дома отправился в военкомат, а оттуда пешком строем на Белгород. Служил сержантом в Закавказье в авиационной части четыре года. Очень тянуло домой. После демобилизации устроился на маслозавод, который в то время строился. Здесь приходилось и грузовой машиной управлять, и на кране работать. Дело молодое, искал где лучше, и меня переманул двоюродный брат в Чернянку. Он работал бухгалтером на свеклопункте, а туда должны были прийти новые машины ЗИС–5.

— Жильём обеспечили? — спрашиваю.

— Жил у брата. Каждую неделю пешком ходил из Чернянки домой. В субботу после обеда выхожу, а вечером дома. Переночую и в обратный путь. Походил пешком вдоволь. Три года продолжались такие экскурсии. И всё же дома лучше, — смеётся собеседник и по‑философски подводит черту долгому разговору, — откуда уходил, туда и вернулся. Здесь в совхозе и проработал всю жизнь. Иной раз и подумаешь, зачем было мотаться? Но так устроена жизнь. Свою конечную остановку я выбрал в родительском доме.