Всегда и только на своей земле. Николай Бирюков поделился воспоминаниями о детстве

Здесь родился и живу

Николай Бирюков прожил жизнь в сельском домике на улице Кайдашка села Алексеевка. Здесь он родился и вырос. Со временем здание было немного перестроено.

«Семьёй мы жили большой. Я в ней оказался восьмым ребёнком и, получается, самым долгоживущим, 93‑й год пошёл. Один мальчик, который появился на свет передо мной, умер в малом возрасте. А выросли мы семеро — шестеро братьев, из них пятеро воевали, и сестрёнка. Трое из братьев погибли в Отечественной войне. Сидор пришёл раненый. Отец мой на фронт не попал по возрасту, я в 27-м году родился, ему уже 54 было», — начал Бирюков.

Подбирая слова, собеседник медленно продолжил. Он рассказал, что родители не имели образования. Школу бросили ещё в первых классах. Отец даже читать не мог. Кормились все за счёт своего хозяйства.

«Сейчас вот одного-двух воспитать считают, что тяжело, а тогда многодетные семьи были обычным делом. Я тоже не сильно образованный, шесть классов всего закончил. А там война началась, и не до этого стало. Работали дома и в колхозе, копали окопы и противотанковые рвы, выполняли другие задания для нужд фронта. Наверное, больше недели рыли траншеи в Старом Осколе, готовили его к обороне».

Детство Коли Бирюкова, как и его поколения, было нелёгким. На игры времени не оставалось.

«Луга тогда распахивались, и там сеяли свёклу, „пеньку“. Каждый клочок земли использовали по‑хозяйски, бережно относились к ней, кормилице. А я пас людских гусей. Отгоню стадо подальше от посевов и играю со сверстниками, бывало, что и забывал о своих обязанностях, — смеётся собеседник. — Если была посеяна конопля, то ничего, птица туда не лезла, а вот от свёклы не отгонишь, так и норовят на поле. Иной раз заиграюсь с ребятами, смотрю, а гусей уже сторож гонит, значит, уже нашкодили. Доставалось от отца. Но что поделаешь? Детство…».

Неудавшийся военный

Бирюков рассказал, что один из братьев был кадровый офицер и преподавал в Красноярском военном автомобильном училище. Однажды приехал его друг из Москвы. Он был фронтовик, на войне потерял руку. Помог Николаю собрать все документы для поступления, решил вопросы в военкомате. Отпустили на несколько дней и брата. Так, в 1944 году, и Бирюков стал курсантом военного училища.

По словам корочанца, тогда учили по ускоренной программе и уже через год ему присвоили младшего лейтенанта. Медицинскую комиссию при поступлении никто не проходил, поэтому по окончании учёбы оказалось, что в автомобилисты Бирюков не годится, признали дальтоником. Распределили в Чернигов, полковой учебный центр для подготовки шофёров. Но прослужил он недолго и попал под всеобщую демобилизацию.

«Возможно, по политическим мотивам оказался под этим приказом: наверное, посчитали, ну какой я офицер с шестилетним образованием. Да и боевых офицеров с опытом, прошедших войну, тогда было достаточно. Вернулся в Алексеевку, родителей тоже надо было кому‑то доглядывать», — продолжил собеседник.

Приняли Бирюкова в колхоз, который остро нуждался в рабочих руках. Мог устроиться и шофёром, образование былою Но из‑за того, что не различал цвета, водительского удостоверения ему не выдали. Пошёл штурвальным на комбайн. 

«Сезон отработал, и от машинно-тракторной станции направили нас с соседом Василием Кисилёвым в Валуйскую школу механизации сельского хозяйства учиться на комбайнёров», — продолжил свою биографию ветеран.

Переквалифицировался в хлеборобы

Вернулся Николай Бирюков в колхоз и получил самоходный зерноуборочный комбайн. Трудился добросовестно, числился в передовиках, получал поощрения и благодарности от руководства. Трудодни и заработки тогда фиксировались в трудовых книжках колхозников. Одна из записей в книжке Николая Васильевича свидетельствует: «1965 год, комбайнёр, начислено за год: 1 007 рублей, кроме этого, 1 281 кг зерна озимой пшеницы, 249 кг проса, 178 кг ячменя».

«Заработки были неплохие. Работа получалась, главное хорошо подготовить комбайн к уборке. Первый год тяжело было, убирал рожь, а она выросла высокая, стерню требовали оставлять как можно ниже, солому собирали на корм скоту. Да и крыши крыли тогда соломой, ходовой был материал. Забивался часто комбайн, ох и попотели мы тогда. Больше десяти сезонов убирал хлеба, но потом стали подводить глаза, сильно слезились, постоянно ощущал резь, то ли аллергия на пыль, то ли ещё что. И пришлось эту работу оставить», — задумчиво произнёс Николай Васильевич.

Тогда Бирюков пошёл к председателю колхоза, и Калин Васильевич отправил его заведовать током. Сезон отработал корочанец, а осенью перешёл опять в механизацию. Как раз создавали звенья по ремонту техники и инвентаря. За эту работу 60 рублей в месяц выплачивала сельхозтехника и что‑то доплачивал колхоз. Бирюков с товарищем ремонтировали сеялки и заняли в соревновании первое место. Поставили его заведующим мастерской, она была маленькая, ветхая. А потом сделали капитальную новую, укомплектовали её оборудованием и станками. Много пришлось потрудиться, чтобы наладить работу, обеспечить ремонтный процесс запчастями и материалами, инструментом, тогда надо было всё достать, пробить. Заставила судьба освоить токарное, сварочное дело, премудрости других специальностей. Потом всё пригодилось в жизни. Лет семь восстанавливал он со своим коллективом плуги, сеялки, культиваторы, сцепы, тракторы, другие механизмы.

Механик спецхоза

В 60-е годы в стране проводилась экономическая политика по переводу хозяйств на узкую специализацию в животноводстве. В Алексеевке создали большой колхоз по откорму крупного рогатого скота, объединив мелкие сельхозпроизводства, существовавшие в соседних сёлах. Программой предусматривалось выращивание бычков на мясо, которые сюда поставлялись всеми колхозами района. До 20 тысяч голов содержалось одновременно на комплексе, имевшем соответствующую базу, техническое оснащение.

«Когда начали строить спецхоз, моего товарища поставили там заведующим, и он настоял, чтобы меня перевели туда механиком. Забот было много, большое поголовье нельзя было оставить без кормов, воды, своевременной уборки навоза. Любой сбой в работе механизмов мог обернуться плохими последствиями», — рассказал Николай Васильевич.

Помещения делали на 350 голов, а потом появились и сараи-тысячники. Такие спецхозы строились в других районах рядом с сахарными заводами, чтобы кормить поголовье жомом.

«А нам приходилось работать „с колёс“ — возить сочный корм из Шебекино, Чернянки, с перевалочной базы на Крейде в Белгороде, куда корм поступал с сахарных заводов. Хлопот с техникой хватало, механизмы, а особенно автотранспорт, часто ломались. Приходилось самому иногда подменять и токаря, и сварщика, и слесаря. Всякое было. Отсюда и ушёл на пенсию. А теперь вот на хозяйстве, дома доживаю свой век», — подытожил Бирюков.